В дебрях Центральной Азии. Записки кладоискателя - Страница 91

Когда Лобсын и Очир вернулись с водой, мы сварили ужин и чай и в сумерках сидели у огонька. Буря совсем прекратилась, выплыла почти полная луна из-за барханов, и мы еще долго сидели, перебрасываясь замечаниями о происшедшем. Луна освещала наш опустевший лагерь; на душе было нехорошо, Лобсын был очень опечален и часто вздыхал.

Чуть свет мы поднялись, сварили чай, отобрали из одежды и других вещей все, что были в силах унести на себе, а палатку и все остальное снесли к развалинам и сложили внутри самых высоких стенок одной из фанз, чтобы в Ние поручить аксакалу приехать и забрать эти вещи, если он захочет. Затем по пути на юг зашли к ручейку, взяли с собой воды в чайнике для завтрака и поплелись.

После бури установилась тихая и ясная погода, была половина октября и солнце грело еще сильно. Пешком мы двигались медленно и только поздно вечером добрались до первого в Низовьях Нии маленького поселка. К нашему счастью, здесь оказалась пара верблюдов, которых можно было нанять, чтобы съездить за нашими вещами, оставленными на месте злосчастного ночлега. Хозяин верблюдов вместе с Лобсыном поехал назад, и на следующий день они вернулись со всеми вещами, палаткой и даже бочонками для воды, которые оказались на месте ночлега, но засыпанные песком. Ветерок за два дня сдул песок и вскрыл бок одного бочонка.

В поселке я нанял того же таранчу с тремя верблюдами, чтобы он довез нас и наши вещи в Нию. В общем прошло уже 12 дней с тех пор как мы выехали отсюда в несчастную экспедицию. Хозяин Мухамед-шари встретил нас с удивлением.

— Откуда вы прибыли? — спросил он. — С неделю тому назад здесь был Ибрагим и ваш мальчик. Они сказали, что вы трое из песков прошли прямо через пустыню в Керию и велели взять у меня оставленные вьюки с товарами и везти их прямо в Керию, где должны встретиться с вами. Ваш мальчик отдал мне мою расписку в получении тюков, и я выдал их ему.

Он показал мне удостоверенную аксакалом расписку, и пришлось поверить, что Ибрагим с мальчиком действительно взяли все наши товары. Мухамед-шари сказал, что он удивился тому, что эти двое привели с собой так много верблюдов.

— Что же вы оставили вашим старшим? — спросил он их. Они сказали, что мы из последнего поселка Нии наняли новых верблюдов — прямо через пески в Керию с проводником, который обещал нам показать большие развалины с буддийскими кумирами. На Ние же при раскопках ничего интересного не нашли, и Ибрагим увезет товары и караван туда же на окраину Керии, чтобы встретиться с нами.

Мы с Лобсыном посетили еще аксакала и рассказали ему все, что случилось. Он очень пожалел нас, сказал, что Ибрагим и наш мальчик к нему не приходили, а ушли, по расспросам, по реке Черчен, откуда в трех днях пути сворачивает небольшая караванная дорога в Лхасу.

Возвращаться в Чугучак с пустыми руками, потеряв даже взятый с собой товар и всех животных, было бы для меня слишком обидно. Я подсчитал наличные деньги, вырученные за часть товаров, проданных в Ние. Оказалось, что я могу купить на них лошадь для себя, ишака для Лобсына и трех или четырех хороших верблюдов и на обратном пути остановиться на старом русле Конче-дарьи на месте древнего города Шань-шань, где мы на пути сюда начали раскопки и, надеясь на южную окраину Такла-макана, не окончили их.

Познакомившись с берегами современного Лоб-нора в виде озер и болот Кара-кошун, я теперь не сомневался, что Лоб-нор китайских карт, т. е. город Шань-шань, или Лоу-лань конца I века до нашей эры, находился не здесь, в устье Тарима, а на севере, на старом русле Конче-дарьи, и что там, где мы так быстро прекратили раскопки, наверно найдется достаточно интересных древностей, Лобсын также был этого мнения.

— Мы слишком поторопились, Фома! — сказал он, — надеялись на рассказы о кладах Керии и Нии. Может быть, здесь тоже имеются клады, засыпанные песками Такла-макана, но найти их трудно. А там, на Конче-дарье, мы их найдем и не там, где копали, а дальше на восток. Когда река умирала, — это умирание шло снизу вверх по течению и старый город был дальше того места, где мы копали и нашли только остатки рыбачьих хижин последнего времени. А если поехать вверх на один или два перехода — мы найдем развалины города Лоу-лань и что-нибудь откопаем поинтереснее крючков и грузил для сетей.

Итак, мы решили сделать эту попытку, чтобы не замарать свое лицо, как говорят китайцы. На базаре в Ние в течение нескольких дней купили трех хороших верблюдов, одного похуже для легкого вьюка палатки и бочонков, ишака, лошадь и, распрощавшись с Мухамед-шари, двинулись в путь известным уже нам путем вниз по Черчен-дарье до Кара-кошуна и вверх по Тариму до старого русла Конче-дарьи. До станции Дурал на Тариме дорога заняла две недели с двумя полудневками для отдыха в местах, где попадался хороший корм.

На первой полудневке я спросил Лобсына, почему он согласился на эту отсрочку нашего возвращения в Чугу-чак для новых раскопок вместо того, чтобы скорее снаряжаться для длинного пути в Лхасу на поиски сына.

— Я все еще надеялся, что сын раскается и вернется, догонит нас по дороге в Чугучак! А в Лхасу он так скоро не попадет. И пусть приедет туда, там легче будет найти его, чем на дороге. Не мог бы я ведь осматривать всех паломников, которых стал бы обгонять по пути.

Возле Дурала я сообразил, что если мы пойдем не прежним путем до Тыккелика, а повернем раньше на северо-восток через пустыню, то попадем на мертвое русло Конче-дарьи выше того места, где были и раскапывали стоянку рыбаков. И, расспросив у местных таранчей, мы так и сделали; оставив долину Тарима с рукавами реки, рощами, зарослями, мы повернули на северо-восток, поднялись на левый берег и пошли дальше. Местность сначала была неровная; цепи песчаных барханов, частью голых, частью зарастающих травой и кустами, перемежались с сухими руслами, остатками прежних разветвлений реки, окаймленными или сплошь занятыми зарослями камыша, совершенно засохшего и представлявшего только щетку невысоких палочек без следа листьев. Попадались кусты тамариска, также засохшие или еще с признаками, жизни; кое-где мертвые или умирающие стволы тополей.