В дебрях Центральной Азии. Записки кладоискателя - Страница 63

В юрте было, конечно, удобнее, чем в палатке; мы уложили в ней все тюки с товаром. Разгрузившись, я и Лобсын почистились, надели новые халаты и отправились к князю, оставив вещи и животных под надзором мальчиков.

Князь принял нас в парадной чистой юрте из белых войлоков с ковровой дверью. Пол был устлан коврами, привезенными из Хотана в Синь-цзяне, судя по их цветам и узорам. Князь сидел на небольшом возвышении — толстой ковровой подушке; это был юноша лет восемнадцати-двадцати, не больше, хорошо упитанный, румяный; на голове китайская шляпа с голубым стеклянным прозрачным шариком, что указывало на сравнительно невысокий его чин. Возле него на ковре сидел старенький лама со сморщенным лицом и большими китайскими очками — очевидно, советник молодого князя и бывший его учитель.

После поклонов до пояса, как полагалось у монгольских князей для гостей, не подчиненных им, мы поднесли князю большой шелковый хадак (длинный платочек), ламе — поменьше, и подарки: бинокль, часы-будильник и игрушку — калейдоскоп, которые были у меня запасены для такого случая. Нас усадили на плоские подушки против князя, поставили возле нас низенький столик и подали всем чай в китайских чашках с крышками. У дверей встало несколько монголов.

После обычных вопросов о здоровье скота и людей, благополучной дороге, князь спросил о цели нашего посещения? Я рассказал, что давно уже торгую русской мануфактурой в Монголии, побывал в Кобдо, Улясутае, Баркуле, Урумчи, во многих монастырях и, наконец, решил посетить кочевья торгоутов на Эдзин-голе.

— Мои монголы бедные, — предупредил князь, — и я также небогатый человек, и вы здесь продадите немного. А путь на Эдзин-гол — длинный и трудный, и вы, конечно, захотите получить хорошую цену за ваши товары.

Я разъяснил, что приехал в его владения также с целью посмотреть древний город Хара-хото, порыться в развалинах, и, если я найду там интересные вещи, это окупит мне дорогу и слабый сбыт товара.

— А какие вещи ты особенно ищешь в древнем городе, — конечно, золотые монеты, драгоценные камни — ожерелья, браслеты, серьги и другие дорогие женские украшения! — воскликнул князь, переглянувшись с ламой. — Такие вещи люди уже не раз искали в Хара-хото, но находили очень и очень редко, большею частью уезжали с пустыми руками, затратив много труда на раскопки. Это я слышал от моего отца и старых людей.

— Меня больше всего занимают старые печатные книги и рукописи тибетские, тангутские и китайские, — заявил я, — также старые картины на шелковой ткани, рисунки богов на стенах, изображения их из камня, глины и металла. Эти вещи у меня покупают ученые люди, которые изучают старинные верования и жизнь древних людей.

Я рассказал князю о русских музеях и библиотеках, об экспедициях Академии наук на развалины Каракорума на реке Орхон, о немецком ученом, раскапывавшем развалины в Турфане. Это заинтересовало князя, и он сказал, что такие вещи мы, может быть, найдем в Хара-хото, но так как мы ими торгуем сами, то правильно будет, если заплатим ему за право их вывоза с Эдзин-гола.

После довольно длинных разговоров князь согласился дать нам проводника в Хара-хото и право раскопок, за что я должен был передать ему верблюжий вьюк мануфактуры бесплатно, а остальной товар, сколько он захочет купить, уступить ему со скидкой в зависимости от ценности вещей, которые мы добудем раскопками. Князь заявил, что золотые монеты и драгоценные камни не трудно оценить как следует, а книги, посуду, бурханов он будет расценивать нам недорого.

Пришлось согласиться на эти условия, так как мы всецело были в руках князя и могли получить доступ в Хара-хото только при его помощи. Ведь, в сущности, он мог забрать весь наш товар бесплатно, а нас просто выгнать из своих владений.

Когда мы сторговались, лама посоветовал поехать в Хара-хото только с верблюдами, оставив лошадей у князя.

— Каждая лошадь пьет воды столько, сколько пьют четыре человека, — заявил лама. — В Хара-хото воды нет, и придется вам привозить ее туда для себя издалека. Верблюды будут ходить один раз в три дня к реке за водой для вас и при этом сами напьются вволю.

Этот совет был правильный, и мы решили выступить на следующий день на верблюдах, оставив весь товар в отведенной нам юрте, а лошадей — в табуне князя. Это гарантировало наше возвращение к нему для расчета за товары по результатам раскопок.

На следующий день мы выехали вчетвером в сопровождении монгола, знавшего дорогу в Хара-хото, который поехал на княжеском верблюде. Везли с собой воду в своих бочонках и во второй паре, которую взяли у князя, а также лопаты, кайлу, палатку, запас сухарей, баурса-ков, муки, крупы, масла, чая на две недели. В качестве живой провизии погнали с собой четырех баранов. Для вывоза выкопанных вещей князь дал нам несколько больших корзин, сплетенных из прутьев тальника, а для укупорки их у меня были сверток китайской оберточной бумаги и штука коленкора низшего качества. Корзины монголы изготовляли для китайцев, приезжавших зимой за рыбой на Сого-нур; в корзинах они увозили мерзлую рыбу. Без этого счастливого обстоятельства нам пришлось бы книги и вещи, добытые при раскопках, увозить в простых мешках. Последние также пришлось взять с собой, так как корзин хватило только для семи верблюдов. В корзинах и мешках мы везли, кроме провианта, одежды и инструментов, также пучки свежего тростника для верблюдов, так как подножный корм возле Хара-хото, по словам монголов, был очень скудный.